Читайте с удовольствием
Любезная переводчица
Таким образом, я обеспечил семейный покой и, как коварный тиран, свел верных себе людей с другими, внушающими подозрение, которые могли бы объединиться против меня, и теперь счел себя вправе пойти к консулу. У ворот консульства уже ждала карета, полная снеди, и два конных янычара для сопровождения. Кроме секретаря посольства с нами ехал важного вида человек по имени шейх Абу Халед, которого консул пригласил, чтобы тот давал нам пояснения в пути.
Шейх бегло изъяснялся по-итальянски и слыл одним из самых изящных и образованных арабских поэтов.
— Он весь в прошлом,— сказал мне консул,— преобразования ему ненавистны, хотя трудно найти другого столь терпимого человека. Он из того поколения философов-арабов — если хотите, вольтерьянцев,— которые представляют собой совершенно особый для Египта феномен, ибо они никогда не выступали против французского господства.
Я спросил у шейха, много ли в Каире еще поэтов.
— Увы,— ответил он,— прошли те времена, когда за изящное стихотворение властелин приказывал дать поэту столько золотых цехинов, сколько тот мог положить себе в рот. Сегодня же в нас видят только лишние рты... Кому теперь нужна поэзия, разве что на потеху толпе?
— Но почему же,— спросил я его,— сам народ не возьмет на себя роль великодушного правителя?
— Он слишком беден,— ответил шейх,— и к тому же настолько невежествен, что способен оценить лишь пустые романы, написанные вопреки канонам искусства и высокого стиля. Завсегдатаев кофеен привлекают только кровавые или непристойные приключения. К тому же рассказчик замолкает на самом интересном месте и объявляет, что будет продолжать лишь в том случае, если ему заплатят определенную сумму, но развязку он всегда оставляет на следующий день. И это чтение длится неделями.
— Все как у нас,— сказал я.
— Что же до знаменитых поэм об Антаре или Абу Зей-де,— продолжал шейх,— то их слушают лишь во время религиозных праздников или по привычке. Только немногие способны по достоинству оценить красоту их поэзии. В наше время люди едва умеют читать. Трудно поверить в то, что сегодня самыми сведущими в арабской литературе являются двое французов.
— Он имеет в виду доктора Перрона и месье Френеля44, консула в Джидде,— пояснил мне консул.—Однако,— добавил он, повернувшись к шейху,— ведь у вас есть много седобородых улемов, которые все свое время проводят в библиотеках при мечетях.
— Разве проводить жизнь, куря наргиле и перечитывая одни и те же книги, объясняя это тем, что якобы нет ничего более прекрасного и что религия превыше всего,— разве это означает заниматься наукой? — спросил шейх.— Тогда уж лучше отказаться от нашего славного прошлого и обратиться к европейской науке, которая, впрочем, вес у нас же и позаимствовала.